И З Г О И

В шведском языке нет понятия «надзиратель». Дословный перевод словосочетания, которое используют у нас – «ухаживающий за заключёнными». Среди персонала тюрем есть две категории сотрудников: «ухаживающие» (следящие за осуждёнными, педагоги мастерских, где те трудятся) и медперсонал.

В России однополые связи между заключёнными являются административным правонарушением: человека могут поместить в ШИЗО (штрафной изолятор), лишить свиданий или УДО (условно-досрочного освобождения), применить другие санкции. Контрацепции нет, так как тюремное начальство не признаёт наличия отношений между осуждёнными, поэтому среди последних растёт количество ВИЧ-инфицированных людей.

В Швеции я не слышала о том, чтобы однополые связи были нарушением режима. Люди у нас обычно сидят не очень долго, имеют право на свидания, в том числе длительные — несколько дней. У нас было два отдельных помещения, где можно жить и спать вместе. Контрацептивы доступны.

У нас сидела одна женщина, открытая лесбиянка, ее могла посещать партнерша в комнате для свиданий. Тут пол супруга или супруги не важен, у нас ведь брачное равноправие.

В тюрьме права людей и так очень ограничены. Поэтому важно всем предоставлять равные возможности, ни в чём не нарушая справедливости. А в России, я так понимаю, целая система неравноправия заключённых. И геи находятся в самой низшей касте.

Гомосексуальные контакты в колонии – административное правонарушение. За это наказывают помещением в штрафной изолятор и даже отказом в УДО (условно-досрочном освобождении). Под запрет попадают и средства предохранения: легально получить презервативы в тюрьме невозможно. Результат – распространение среди заключённых ВИЧ и венерических заболеваний. Замалчивание проблемы ведёт к трагическим последствиям – препаратов для лечения вируса иммунодефицита человека в пенитенциарных учреждениях сегодня катастрофически не хватает.

По официальным данным ФСИН, около 60 тысяч заключённых ВИЧ-инфицированы. Многие заразились в тюрьме – после незащищённого полового контакта. Как тюремный эксперт я считаю, что нужно исключить однополые связи из статьи Уголовно-исполнительного кодекса, обеспечить доступ в колонии сервисных организаций, сделать статистику по ВИЧ в исправительной системе открытой для исследователей и общества. Эти меры помогут прекратить распространение ВИЧ в колониях и за их пределами

ВИЧ-инфицированные люди не всегда идут на лечение даже на свободе, потому что боятся огласки. У меня был случай: молодая девушка заразилась, а врачи сразу позвонили маме. Девочка в шоке, семья в шоке. Когда вставала на учёт в СПИД центр – чувствовала постоянное осуждение со стороны медицинских работников, это было очень непросто.

Терапия дорогая, особенно нероссийские препараты: стоит она для одного пациента до 200-300 тысяч в год. Лечение может не пойти: тогда надо всё начинать заново. Ситуация же с тюрьмами и колониями – это, конечно, жутко. Осуждённые подхватывают ВИЧ в пенитенциарных учреждениях и выходят на свободу, не зная зачастую о своём статусе. Так цепочка заражений продолжается.

Нужно менять эту систему, разрешать контрацепцию заключённым. Множество людей могли бы выйти и начать новую жизнь, а вместо этого навсегда теряют здоровье. Необходимы изменения в законодательство, участие в обсуждении медиков и гражданского общества – без этого с проблемой не справиться.

Хотя уголовное преследование за однополые отношения в России отменили ещё в 1993 году, мы видим, что сегодня сохраняется целый комплекс репрессивных норм и практик в отношении ЛГБТ-людей.

Во-первых, это дискриминация, закреплённая в законодательстве. Например, один и тот же состав в УК содержит разные наказания в зависимости от того, разнополые это отношения или однополые. В первом случае возможно условное наказание, или даже его отмена, если заключен брак, а в случае однополых отношений – только реальный срок. История Олега, бывшего адвоката, в этом плане показательна.

Или закон о запрете т.н. «пропаганды нетрадиционных отношений», который препятствует распространению информации, просвещению, общественной дискуссии. Он приводит к замалчиванию и усугублению существующих проблем, поддерживает бытовую гомофобию, вызывает рост преступлений ненависти в отношении ЛГБТ.

Брак у нас доступен лишь для разнополых супругов, значит, геи и лесбиянки лишены возможности длительных свиданий в тюрьмах. Моя знакомая, у которой любимая умерла в тюрьме, до сих пор не может выяснить, где её могила. На все её запросы приходит ответ: «Сведения о месте погребения сообщаются лишь родственникам или супругу». Мол, вы ей – никто. А они прожили двадцать лет вместе...

В тюрьме добавляется запрет на однополые отношения в Уголовно-исполнительном кодексе. Любовь становится преступной. Можно попасть в штрафной изолятор, лишиться права освободиться досрочно. Тюремная администрация нередко использует эти меры выборочно, для давления на неугодных, может разлучать пары.

Известно, что однополые связи в тюрьмах очень распространены. Отрицание – лишь загоняет их в «серую» зону. Отсюда – эпидемия ВИЧ и других заболеваний, системное сексуальное насилие среди заключённых. Тюремная иерархия построена так, что гей или бисексуал имеет большой шанс сразу стать бесправным изгоем – «обиженным». Если же человек не сообщит о себе сразу (добровольно отправившись в «петушатник»), и о его ориентации выяснится позже, – всё для него может закончится совсем плохо. Когда я думаю о сотнях тысяч людей, прошедших через опыт «обиженных», полный ежедневных унижений, бесправия и насилия, становится страшно и горько...