«Во-первых, сами термины крайне некорректные. Термины «пассивные гомосексуалисты» и «активные гомосексуалисты» — это термины не научные, а бытовые. Начать следует с того, что термины «гомосексуализм» и «гомосексуалист» — это глубоко устаревшие термины, так как демедикализация феномена произошла в 1989—1990 годах (десятый пересмотр Международной статистической классификации болезней и проблем, связанных со здоровьем). В России МКБ-10 была внедрена в практику здравоохранения лишь в 1999 году приказом Минздрава России от 27.05.97 г. № 170. В научной литературе использование терминов «гомосексуалист/гомосексуализм» несёт негативную оценочную коннотацию, а, следовательно, демонстрирует гомофобный подход (Л.С. Клейн, И. С. Кон, Г.Б. Дерягин). В научном контексте важно использовать корректные термины — «гомосексуал», «гомосексуальный человек», «гей».

Далее, использование прилагательных «активный» и «пассивный» в контексте гомосексуальности — это стереотипный и научно не обоснованный подход. В быту такие прилагательные используются чаще всего для описания предпочтительных сексуальных практик с точки зрения теории сексуальной инверсии (Inversion theory of sexuality), то есть предположение, согласно которому гомосексуал подобен гетеросексуалу противоположного пола. Однако, теория эта не имеет отношения к реальности.

Во-вторых, прослеживается общая позиция автора отождествления гомосексуальности и ментальных нарушений. Автор смешивает понятия социальной идентичности, сексуальной ориентации, ментальных нарушений, сексуального насилия и вынужденных сексуальных практик.

К сожалению, гомофобия среди научного сообщества часто напрямую связана с низким уровнем знаний в области гендерной психологии».

«Попробуем разобраться с этими «положениями» диссертационной работы.

Общее впечатление создается такое, что гомосексуалы – это не только люди, имеющие психические нарушения, но и неуправляемые в своей тяге к насилию преступники. Однако, здесь полностью искажена логика явлений. Начнем с того, что под фразами о «пассивных» и «активных гомосексуалистов» речь идет о насильственных сексуальных практиках, которые используются для обеспечения социального статуса в закрытых группах.

Такого явления как «склонность к гомосексуализму» нет и быть не может по определению. Связано это с тем, что гомосексуальность – это сексуальная ориентация (другими словами вектор романтического, эротического или сексуального влечения), а не поведенческие акты. Склонность – направленность на определенную деятельность. Вероятно, речь идет все-таки про сексуальные практики в этой работе, и тогда становится очевидным, что гомосексуальность не имеет прямого отношения к насильственным действиям сексуального характера со стороны одних людей, находящихся в учреждениях пенитенциарной системы, к другим.

Жертвы сексуального насилия (в диссертации называются по какой-то причине «пассивными гомосексуалистами») вне зависимости от своей сексуальной ориентации скорее всего именно «психически и морально подавленные люди», как раз из-за того, что подвергаются «преследованиям со стороны других осужденных».

Фразы «сосредоточение лиц этой категории», «разъяснительная работа о возможных последствий гомосексуализма» (здесь не очень понятно идет ли речь о последствиях сексуального насилия для здоровья жертв или каких-то иных последствиях несуществующего заболевания «гомосексуализма»), и тем более «до минимума сократить свободное время гомосексуалистов, вести за ними усиленный надзор» непосредственно свидетельствуют о четкой гомофобной позиции, тенденции изоляции людей (жертв и авторов насилия), усиления маргинализации жертв насильственных действий.

Подходы гетероцентризма и сексуальной инверсии уже в самой диссертации рассматривают некие «активные» маскулинные и «пассивные» фемининные признаки поведения как причины социального положения в закрытой группе».

«Начну с того, что это полный научный крах…

«Перверзные контакты», то есть извращенные контакты. Сам термин «перверзия» или половое извращение существовал с 1870-х до начала XX века. В быту понятие «извращение» определяется, как сексуальное поведение, не соответствующее общественным нормам. В МКБ 10 в 1989 году из блока «Расстройства сексуального предпочтения, включая сексуальные девиации и парафилии» (F65) —гомосексуальность уже тридцать лет назад исключена из списка заболеваний. Но, возможно, автор имеет ввиду такие «перверзные контакты» как F65.5 садомазохизм (включая садизм и мазохизм) — желание совершать действия, причиняющие боль, являющиеся унижающими, показывающие подчинённое положение человека, на которого направлены, либо быть объектом таких действий. А в МКБ 11 (версии 2018 года) уже 6D33 (насильственное сексуальное садистическое расстройство — сексуальный садизм с доставлением физических или психологических страданий партнёру, который не давал согласие на это).

Я уже не стану повторяться относительно бытовой классификации на «пассивных и активных» гомосексуалов и «склонность к гомосексуальным контактам» (это, как я понимаю, типичные примеры низкого уровня знаний в области СОГИВ — сексуальной ориентации, гендерной идентичности и выражения)».

«В фразе «вовлечение» в «группу «опущенных» – речь идет не о вовлечении, а о насилии. Так как насилие не ограничивается физическим причинением вреда здоровью. Другими словами, «обманный путь», «обещание покровительства и защиты побоями отрицательных лидеров», «расплата за долги» – это слова и фразы маскирующие единственно верный термин в этом случае НАСИЛИЕ. Речь идет о жертвах насилия, а не о гомосексуалах. Все эти пути и методы насилия не имеют отношения к сексуальной ориентации человека.

Понятия «истинных гомосексуалистов» нет. Как я уже говорила, гомосексуальность – это вектор влечения, и только сам человек может идентифицировать себя (то есть приобщить к социальной группе) как гей, гомосексуал, бисексуал, пансексуал… «Истинность» определяет в этом случае сам человек, так как его опыт, чувства, идентичность могут не выражаться (или не иметь возможности быть выраженными). И как можно объяснить высокий уровень «гомосексуального насилия» «относительно невысокой распространенностью» «истинных гомосексуалов», «желающих выступать в роли пассивного гомосексуального партнера» мне не понятно, тем более что автор обосновывает свое утверждение «общечеловеческой практикой».

В этом контексте гей представлен неким сексуальным объектом и напрашивается вывод, что если в местах лишения свободы будет больше геев (предпочитающих быть принимающей стороной в практиках анального секса), то все они будут рады действиям сексуального характера по отношению к себе.

Дальше больше: «Истинные гомосексуалисты, как правило, не испытывают физического и сексуального над собой насилия, практикуют естественные для себя гомосексуальные отношения, открыто сообщая окружающим об особенностях своей сексуальной ориентации».

Следуя этой логике, гетеросексуальная открытая женщина не будет испытывать физического и сексуального насилия над собой, так как насильник практикует естественные гетеросексуальные отношения? Или же для любого гомосексуала естественен секс с любыми мужчинами и в любом количестве, которые только пожелают в любой форме вступить с ним сексуальные отношения?

Все эти утверждения лишены логики и не имеют никаких обоснований под собой. Если отталкиваться от реалий пенитенциарных учреждений в России, то открытое заявление о гомосексуальной ориентации может быть последней стратегией выживания, которая дает надежду на сохранение своей жизни через ежедневное проживание физического, сексуального и психологического насилия жертвой».

«Автор подтверждает свои предположения и тем, что насилие сексуального характера по отношению к гетеросексуальным мужчинам применяется с использование «мощного травмирующего физического воздействия» (означает ли это, что гомосексуалов не избивают при сексуальном насилии или травмирующее физическое воздействие на них не такое мощное?) и тем, что у гетеросексуального мужчины резко снижается микросоциальный статус в тюремном сообществе.

Второе никак не объясняет то утверждение, что гомосексуалы «не испытывают физического и сексуального над собой насилия», но имеет некоторую связь с реальностью. Социальный статус открытых гомосексуальных мужчин часто ниже, чем у гетеросексуальных или закрытых гомо/би-сексуальных в обществе (для этого явления существует понятие стресс меньшинств), но может ли это определить патогенность и степень психотравмированности?

Субъективная значимость насильственного использования не может измеряться с привязкой к сексуальной ориентации и тем более к «женской» сексуальной роли. Что имеет автор ввиду, говоря о «женской» сексуальной роли», непонятно. Это роль жертвы сексуального насилия? Это принимающая сторона в практиках орального и анального секса? Это низкий социальный статус в социальных группах из-за половой принадлежности?

Далее ужасающий вывод о том, что для гомосексуальных мужчин не требуется оказания психологической и медицинской помощи после сексуального использования.

Возвращаясь к терминологии, под несуществующим научным понятием «вынужденный гомосексуализм» маскируется все то же сексуальное насилие».

«В рассмотренных диссертациях в концентрированном виде отражаются негативные стереотипы нашего общества в отношении ЛГБТ-людей, а также отголоски репрессивных практик, усвоенных ещё со времён ГУЛАГа.

С одной стороны, можно говорить о мощном негативном влиянии тюремной субкультуры, вросшей в общество. Мало в каких странах столько людей прошли через «зоны» и лагеря, а освободившись — перенесли порядки и «понятия» «на волю», включая отношение к ЛГБТ как к «обиженным», самым бесправным людям «на дне» иерархии, по сути, «недолюдям». Отсюда, во многом, и корни агрессии.

С другой стороны, мы видим, что тюремная система очень закрытая и инертная, и для её гуманизации требуются большие усилия. Складывается ощущение, что и тюремную администрацию, и многих арестантов сложившийся бесчеловечный порядок устраивает.
Казалось бы, наука должна быть свободной от предрассудков и устаревших подходов. Но, в «тюремных» работах мы видим целый ряд псевдонаучных, устаревших, а то и откровенно дискриминационных «общих мест» и рекомендаций.

Во-первых, к сексуальной ориентации относятся то как к психиатрической патологии, то как к вредной, опасной привычке, требующей профилактического учёта и особых мер воздействия, то как к правонарушению (возможно, это отголоски отменённой уголовной статьи за «мужеложство»). А иногда в одной работе можно встретить все эти позиции. Все три подхода — антинаучные, стигматизирующие и репрессивные по отношению к ЛГБТ-людям.

Во-вторых, сексуальное насилие и эксплуатация заключённых из касты «обиженных» (не обязательно ЛГБТ, но и гетеросексуалов) считается само собой разумеющимся, обыденным. При том, что все обо всём знают, существует тотальная практика замалчивания. Случаи сексуального насилия не попадают в тюремную статистику. Такая проблема есть и на свободе: совсем небольшой процент преступлений и нарушений в отношении ЛГБТ-людей доходит до статистических отчётов правозащитных организаций. Но в тюремной системе все еще на порядок хуже: это абсолютно малая величина, при том, что насилие давно стало системой.

Наконец, отчётливо виден патриархальный, сексистский характер мышления, переносимый в мужских сообществах на «обиженных», особенно тех, кого в диссертациях именуют «пассивными гомосексуалистами», выступающими в «женской» роли. Сексуальная эксплуатация «обиженных» воспринимается как чуть ли не «супружеская обязанность», зафиксировано упоминание термина «жена». С активистской точки зрения, это означает, что движению за равноправие женщин, и движению за равноправие ЛГБТ — есть где сотрудничать.

«Я бы предложил на этот вопрос посмотреть с точки зрения заключенных. Обычно на такие группы заключенных с пониженным социальным статусом не разделяют, есть одна большая группа — «обиженные» (заключенные с пониженным социальным статусом). Обиженных внутри системы в свою очередь называют «петухами» и разделяют на «рабочих» и «нерабочих» (тех, кого используют, и тех, кого не используют для оказания сексуальных услуг). Причины, по которым «обиженный» может оказаться в числе «нерабочих», обычно связаны не с желанием самого заключенного, а с внешними или поведенческими факторами: состояние здоровья, возраст, гигиена и т.д.

По поводу контактов, запрещенных лагерной субкультурой, я бы попросил автора уточнить, какие именно контакты он имеет ввиду. Например, «барыги» (торговцы, барыжничать - торговать) есть и среди «обиженных», «обиженные» стирают, убирают, это тоже контакт, вступают в сексуальные контакты. Но чай с ними с одной кружки заключенным из других каст, понятное дело, выпить нельзя. Поэтому нельзя сказать, что контакты запрещены, скорее они носят специфический характер».

«Я считаю, что обиженные это все-таки часть тюремного социума, они просто занимают самую низкую его ступень.

История про «лизнуть ботинок» не используется давно, наряду с историей про стирку носков, это, может быть, было в 60-70-х годах. В тюремном сообществе есть такое понятие как «шнырь», это заключенный, который выполняет простую «грязную» работу (в том числе и стирку личных вещей), но отбывает наказание в статусе "мужика"».

«"Ломятся" сами люди из хаты, когда боятся или предполагают, что их могут подвергнуть насилию.

Есть несколько вариантов: человека «ставят на лыжи», например, если зашел в хату, а выяснилось, что он «красный» (сотрудничает с администрацией).
«Обиженного» обычно не изгоняют, в камере должен кто-то убирать, оказывать сексуальные услуги. Наоборот, смотрящие договариваются с оперативниками или отделом безопасности, чтобы им «кинули молодого "петушка"».

В некоторых изоляторах и исправительных колониях есть камеры для «обиженных», это зависит от учреждения и от подхода. Многие авторы, да почти все, говоря о переводе в статус «обиженного», отмечают одну из причин — проигрыш в карты. Сейчас за это в обиженные не переводят, просто за заключенным, который проиграл, но вовремя не отдал долг, закрепляется репутация «фуфлыжника» (неуважаемый человек, обманщик, человек, который не выполнил обязательства). Это произошло после известного «прогона» («прогон» — обращение к «порядочным арестантам» от авторитетов криминального мира, воров в законе) «Не надо плодить гадов», о котором упоминали в нескольких работах».

«Возможно, это и было раньше, но сейчас и в конце 90-х никто из-за обиженного «крутиться» («идти на раскрутку», то есть на увеличение срока) не захочет. Кто там знает, например, на этапе, когда с ним чай пьет, «петух» он или нет, если он об этом не сказал. Или, если заключенный уже отсидел полгода, и тут его «спалили» (узнали) что он на «малолетке» (колония для несовершеннолетних) был «обиженным». Такая ситуация, с высокой степенью вероятности, возможна в следственном изоляторе, обычно к моменту этапирования в колонию, о статусе заключенного уже известно.

Есть такое правило, «по незнанке не канает», если человек себя не объявил, то остальные не виноваты, никто не будет всю камеру (камера — помещение для заключенных в следственном изоляторе, или в ШИЗО, ПКТ колонии) переводить в «обиженные». Если же другие заключенные знали, но ничего не предприняли, то всю камеру «замораживают» (через них не идет «дорога» (тюремная почта), им не идет «общак» (фонд взаимопомощи, общий «котел» (сигареты, чай) до выяснения обстоятельств. Камеру по статусу на это время приравнивается к камере тех, кто сотрудничает с администрацией («красные» или «БСные» — для бывших сотрудников правоохранительных органов)».

«Здесь вопрос, а как заниматься сексом, не прикасаясь? Но бывает да, бросают и, действительно, под одной лейкой в душевых с обиженными «мужики» не моются.

Относительно «запретной полосы». Да, ходят «обиженные», которые убирают, выполняют хозяйственные работы. Конечно, можно с ними передать. У автора представление, что ШИЗО обязательно должно быть через «запретку», а оно может быть в соседнем помещении, и не только обиженные имеют доступ к запретной полосе».

Автор также рассказывает про особое положение «обиженных» — «жен» «блатных». Такое было в старые времена: общая тумбочка, но у каждого своя полка в этой тумбочке, чтобы не соприкасалась посуда. И спал такой «обиженный» не в «петушатнике», а на втором ярусе, около своего "мужа"».

«На самом деле, «блатного» могут специально в «петушатник» посадить, чтобы он «запомоился» (вступил в контакт с «обиженным» и сам стал «обиженным»). И для него действительно единственный вариант — это пустить кровь, чтобы его как можно быстрее вывели из «хаты». Администрации тоже не нужно, чтобы было два покойника или покалеченных. Представляете, он сидит с «общаком», «подгонами», «передачками», и конечно ему не хочется остаток срока досиживать «петухом». Поэтому он будет бороться "за честь воровскую"».

«Приведенный отрывок служит оправданием существующей дискриминационной и унижающей человеческое достоинство тюремной иерархии, построенной на несправедливости и насилии.

Конечно, менять существующую, складывающуюся не одно десятилетие, систему очень непросто. Это требует целой программы скоординированных усилий и воли для её поэтапного внедрения. Пока система настолько непрозрачна и закрыта, например, для представителей гражданского сектора, пока есть свой «интерес» в её сохранении у многих участников, сложно надеяться на реальные, а не косметические перемены. Тем не менее, мы видим, что даже в рамках системы «понятий» за несколько десятилетий произошли определенные изменения. Печально, что многие из них стали результатом влияния криминальных «авторитетов», а не усилий со стороны ФСИН».

«Сейчас это не «канает» (не подходит, неактуально), это совсем старые представления.

Когда я «сидел» (находился) в Следственном изоляторе в 1999 году, прислали «прогон» (когда авторитеты криминального мира пишут и присылают рекомендации для всех заключенных. Их переписывают и пересылают во все камеры, кроме «красных» (кто сотрудничает с администрацией), камер бывших сотрудников и «обиженных». «Смотрящий» каждой камеры читает эти рекомендации всем заключенным).

Это очень известная записка под названием «Не надо плодить гадов», в ней «криминальные авторитеты» как раз рекомендуют не «опускать» людей без оснований (не трогать «фуфлыжников», проигравших в карты, должников и т.д).

«Обиженный» не имеет репутации, он никогда не сможет выйти из своей «касты», ему уже нечего терять, поэтому его может в своих интересах использовать администрация учреждения. Поэтому уже в конце 90-х даже в обращениях «авторитетных» заключенных зафиксирована просьба «не опускать» «по беспределу» или за мелкие, с точки зрения воровских законов, проступки.

В современной тюрьме могут перевести в низшую касту за контакт с обиженным («чифир» с одной кружки, поцеловал «обиженный» и т.д.), сексуальный опыт (гомосексуальный, или оральный секс). Про самоперевод в низшую касту, так и есть, человека могут «задолбать» (психологически сломать), и он сам сворачивает свой матрас и переходит к "обиженным"».

«Сексуальное насилие действительно прочно укоренилось в системе. Заключенные, которые находятся в привилегированном положении по отношению к обиженным, как говорится, «совместили приятное с полезным»: и «опустили» человека, и бонусы «срубили»: не будет представлять опасность угрозы, появилась рабочая сила, которая будет мыть унитазы. Там есть спрос на эту касту, вне зависимости от того, чем они занимаются: моют сортиры или оказывают «сексуальные услуги». Такое положение вещей всем выгодно: от простых «мужиков» до администрации

Если учесть, что также объектом нашего обзора станет диссертация, которая основана на кейсах более чем 200 заключенных, которые были изнасилованы в местах лишения свободы (автор работал с ними в 1997-2000 годах) или подвергались систематическим унижениям, совершенно очевидно, что такие преступления как изнасилование — не регистрируются, не расследуются, виновные в этом не несут наказания.

Есть международные стандарты по эффективному расследованию пыток (сексуальное насилие в местах принудительного содержания — это и есть пытки), которые содержатся, например, в Стамбульском протоколе. Именно такими стандартами должны руководствоваться сотрудники прокуратуры, следственного комитета и т.д. для эффективного расследования преступлений, а не «палочной системой».

Мы не нашли упоминаний о сексуальном насилии и в более современных отчетах. Эти преступления действительно скрываются, даже когда сотрудники кого-то ловят на сексе, не указывается сексуальный контакт в качестве причины для взыскания. Обычно наказывают, якобы, за курение в неположенном месте, без бирки ходил, и другие альтернативные вещи».

«Вы представляете, каков масштаб насилия, если за три года в одном учреждении 223 кейса, и это люди, которые попали с ментальными расстройствами вследствие сексуального насилия и/или систематических унижений. Это говорит о том, что насилие массово распространено в системе, это не единичный случай, это массовое скрываемое насилие. Автор проводил исследования в тот период, когда камеры были переполнены в 3-4 раза, но все равно это весьма показательные цифры и истории».

«Сейчас чаще всего насилуют и «опускают» так называемые «красные», то есть заключенные, которые сотрудничают с администрацией. «Черных зон», где власть принадлежит криминальным авторитетам, все меньше, полномочий у администрации и тех, кто с ней сотрудничает — больше.

Поэтому сотрудники учреждений предпочитают закрывать глаза на сексуальное насилие. Система не способна решить проблему сексуального насилия в учреждениях ФСИН, обеспечить наказание виновных в совершении этого тяжкого преступления.

Вместо этого в российских тюрьмах предпочитают скрыть следы преступления и спрятать пострадавшего. Согласно ст. 13 УИК, в случае угрозы для заключенного, его должны перевести в безопасное место. Вместо этого администрация применяет дисциплинарное взыскание и помещает жертву в ШИЗО (штрафной изолятор). Следы насилия за это время пропадают, и факт преступления потом доказать почти невозможно. Сотрудники ФСИН называют это «адаптация», но на самом деле — это сокрытие преступления.

У меня другой вопрос: почему в ШИЗО не помещают тех, кто насиловал, не возбуждают уголовные дела? То есть мало того, что человека изнасиловали, ему еще и вменяют нарушение и помещают в ШИЗО, ПКТ, СУС.

Сами жертвы часто не осознают, что над ними совершается насилие. Они могут получить за секс чай, сигареты, и у них появляется иллюзия, что они — добровольные участники сделки. Здесь важно понимать, что по сути у них нет выбора, «обиженные» не принимают осознанное решение предоставлять секс-услуги, а получают лишь формальную компенсацию за совершенное над ними насилие».

«Автор диссертации Зосименко честно оценивает риск сексуального насилия в тюремной системе как высокий. При этом он говорит о «снижении статуса осужденного» после сексуального насилия, «ограничении жертв такого насилия в правах», а также о «мощных психотравмирующих факторах» насилия, приводящих «к развитию разнообразных психических расстройств» у жертв насилия.

Другое дело, что касаются эти размышления почему-то исключительно большинства «гетеросексуально ориентированных осужденных», будто сексуальное насилие для негетеросексуальных заключённых — дело привычное, если не сказать «приятное»?

Именно для гетеросексуальных заключенных, по мнению автора, оказывается, характерно «стремление избежать продолжения притеснений и унижений со стороны окружающих в колонии», что является «показателем сохранности чувства собственного достоинства, и, в том числе, сохранности ранее сформированной сексуальной ориентации, в непримиримое противоречие с которой вступает несвойственное ранее навязанное пассивное гомосексуальное поведение». А гомосексуалы, видимо, «спят и видят» очередной акт сексуального насилия. Такой стереотипный образ «терпилы», весьма далёкий от реальности...

Два года назад к нам в «Альянс гетеросексуалов и ЛГБТ за равноправие» пришёл человек, 15 лет проведший в статусе «обиженного». Так вот, должен сказать, что с чувством собственного достоинства и жаждой борьбы с несправедливостью в отношении представителей низшей касты, у него всё в порядке».

«Главная проблема состоит в том, что в российской системе нет уголовного наказания насильникам, нет расследования случаев насилия. Причем наказывать надо и тех должностных лиц, которые скрывают такие преступления. Виновных не наказывают, причина не устранена, насилие продолжается. Сомневаюсь, что в этой ситуации может помочь трудотерапия и другие рекомендации.

Например, автор предлагает налаживать отношения. Здесь большой вопрос: жертва насилия что ли должна налаживать отношения с насильниками?»